Рижские отрывки
Jul. 10th, 2006 07:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mariaminaНаше натренированное желание гедонистического восприятия жизни диктует свои условия.
Когда самолёт,наконец, взмывает, и ты сидишь рядом с крылом («Берегите крылья» (с), и ты отрываешься от Земли, в сотый раз испытывая это – притяжение. Тяжесть. И любовь. Над облаками – и до всего.
Иногда вещи работают только в одну сторону.
Нужно освободиться от условностей, быть одной, вдыхать запах цветущих лип в старой Риге, слушать уличного скрипача, играющего «Пер Гюнта» у Домского собора, смотреть на людей в очереди, кажется, на Кремера и впервые не хотеть его слушать. Странно, что восприимчивость может так счастливо устать, причём, ничего не сделав, не переработав. Просто насытившись.
Этот город всё-таки не совсем твой. Не только. Все мечтают о нём. Вкладывают его в себя, себя в него. А он похож на все любимые места Европы: Вену, Прагу, маленькие милые немецкие городишки. Вот, видимо, и причина – город любим. И найти в нём себя невозможно.
Как и потерять. Я пыталась. И всё равно пришла к началу. Под крики чаек. И другую, уличную музыку. Без солистов и структуры.
И это – Дом. Domicile. Во всех значениях. Дом, в котором совсем не нужны хозяева.
Все впечатления, всё волнение, все сжимания внутри – и вся лёгкость. Потому что легко это, встречаться. И смотреть в глаза. И знать. А потом оформлять в слова, сидя у собора и слыша, как вибрируют камни от музыки внутри. Справляя праздник Наблюдателя-Уже-Не-Участника. Попробуй описать город, когда камни его поют «Lacrimosa». Я больше не хочу видеть совпадений.
В свой первый одинокий вечер в Риге я забрела в, кажется, англиканскую церковь на звуки органа. В какой-то момент девушка перестала играть, ответив на звонок мобильника, который весьма подошёл органному тембру. А потом ей надо было закрывать двери церкви, и я ушла. Слава органному Богу, иначе слезоточивости было бы не избежать.
Потом я сидела на набережной Даугавы и любовалась закатными облаками, перерезанными канатами моста. Сладкий запах лип овевал персиково-оранжевые лица молодых пар в закатных лучах, и чувство того, что весь детсад уже ушёл домой, а мамы всё нет, нарастало с каждой минутой. Как, должно быть странно, испытывать это чувство ВСЕГДА.
Была и другая река, Гауя. Утихомиривание после кочек. Пружинящая кора дружественных деревьев. Ласки ребёнка. Нежнейший инцест – и ещё более нежное желание отпустить вершить свои ошибки, разбиваться в кровь, утираться и сдерживать слёзы. Невозможная близость. Отражение – или только потенциал тебя, сбывшегося в иной пропорции, - любой из ответов правилен, а, значит, неважен.
Важно – всё ещё и вопреки – то, куда ты хочешь выйти. Или даже просто пойти. Держание руки в качестве бесплатного бонуса прилагается.
Бороться с ангелами.
Какое интересное время, в котором боль предугадывается и лишается силы, оставляя победный взгляд. Всё остальное – топтание на месте и прощение заранее за всё, в том числе и несделанные шаги.
И жизнь.
В городе вычурных, но милых, манерных, но милых, играющих самих себя, но милых, гееподобных, но милых – Потерявшихся.
Когда самолёт,наконец, взмывает, и ты сидишь рядом с крылом («Берегите крылья» (с), и ты отрываешься от Земли, в сотый раз испытывая это – притяжение. Тяжесть. И любовь. Над облаками – и до всего.
Иногда вещи работают только в одну сторону.
Нужно освободиться от условностей, быть одной, вдыхать запах цветущих лип в старой Риге, слушать уличного скрипача, играющего «Пер Гюнта» у Домского собора, смотреть на людей в очереди, кажется, на Кремера и впервые не хотеть его слушать. Странно, что восприимчивость может так счастливо устать, причём, ничего не сделав, не переработав. Просто насытившись.
Этот город всё-таки не совсем твой. Не только. Все мечтают о нём. Вкладывают его в себя, себя в него. А он похож на все любимые места Европы: Вену, Прагу, маленькие милые немецкие городишки. Вот, видимо, и причина – город любим. И найти в нём себя невозможно.
Как и потерять. Я пыталась. И всё равно пришла к началу. Под крики чаек. И другую, уличную музыку. Без солистов и структуры.
И это – Дом. Domicile. Во всех значениях. Дом, в котором совсем не нужны хозяева.
Все впечатления, всё волнение, все сжимания внутри – и вся лёгкость. Потому что легко это, встречаться. И смотреть в глаза. И знать. А потом оформлять в слова, сидя у собора и слыша, как вибрируют камни от музыки внутри. Справляя праздник Наблюдателя-Уже-Не-Участника. Попробуй описать город, когда камни его поют «Lacrimosa». Я больше не хочу видеть совпадений.
В свой первый одинокий вечер в Риге я забрела в, кажется, англиканскую церковь на звуки органа. В какой-то момент девушка перестала играть, ответив на звонок мобильника, который весьма подошёл органному тембру. А потом ей надо было закрывать двери церкви, и я ушла. Слава органному Богу, иначе слезоточивости было бы не избежать.
Потом я сидела на набережной Даугавы и любовалась закатными облаками, перерезанными канатами моста. Сладкий запах лип овевал персиково-оранжевые лица молодых пар в закатных лучах, и чувство того, что весь детсад уже ушёл домой, а мамы всё нет, нарастало с каждой минутой. Как, должно быть странно, испытывать это чувство ВСЕГДА.
Была и другая река, Гауя. Утихомиривание после кочек. Пружинящая кора дружественных деревьев. Ласки ребёнка. Нежнейший инцест – и ещё более нежное желание отпустить вершить свои ошибки, разбиваться в кровь, утираться и сдерживать слёзы. Невозможная близость. Отражение – или только потенциал тебя, сбывшегося в иной пропорции, - любой из ответов правилен, а, значит, неважен.
Важно – всё ещё и вопреки – то, куда ты хочешь выйти. Или даже просто пойти. Держание руки в качестве бесплатного бонуса прилагается.
Бороться с ангелами.
Какое интересное время, в котором боль предугадывается и лишается силы, оставляя победный взгляд. Всё остальное – топтание на месте и прощение заранее за всё, в том числе и несделанные шаги.
И жизнь.
В городе вычурных, но милых, манерных, но милых, играющих самих себя, но милых, гееподобных, но милых – Потерявшихся.
