(no subject)

Прогулка с собакой по полям, когда-то светившимся красноватыми тенями от снега, а теперь полными сладких, но утративших всякую важную символику колосьев – хотя и сейчас так приятно войти в волны хлебного духа и пожевать сладковатое зёрнышко, выплёвывая шелуху прямо на дорогу.

Эти прогулки похожи на некий запрограмированный ритуал ухода в умиротворение и тишизны. День начался с первых тактов шостаковичевского трио, опус 67, на новой виолончели друга, который вдруг взял и получил место практиканта в Кайзерслаутерне, сбрил усы и показал мне свой мир, в котором на его пианино легионерским строем выстроились Дины – динозаврики, сделанные из раскрывшихся скорлуп платанов и замысловато устроенных веточек.

И рвущиеся к собаке соседские дети: «А чего она такая бурная?» - «Просто живая» - «А-а, - с удовлетворением. – У моего кузена тоже есть Очень Живая Собака...»

И стих сестры, присланный в смс, о чуждости хождения в родном городе и берегах Куры – сплошная лермонтовщина, с чего бы это?

И голыми руками сорванная веточка крапивы с внутренним диалогом – «Зачем?» - «Это такая игра, ты же знаешь.»

И взгляд вверх, уже перейдя ту точку, где электрический столб трещит и вещает – своеобразное лобное место, наводящее ужас, но сегодня можно ему улыбаться. И одна-единственная звезда на небе. Не самая яркая, но единственная. И – «Ну, что? Всё ещё друзья?»

И, думаю, улыбка оттуда.